Я кончил. Милостивые государи, можете продолжать заседание.
1922
ГЕРМАНИЯ
Германия это тебе! Это не от Рапалло. Не наркомвнешторжьим я расчетам внял. Никогда, никогда язык мой не трепала комплиментщины официальной болтовня. Я не спрашивал, Вильгельму, Николаю прок ли,разбираться в дрязгах царственных не мне. Я от первых дней войнищу эту проклял, плюнул рифмами в лицо войне. Распустив демократические слюни, шел Керенский в орудийном гуле. С теми был я, кто в июне отстранял от вас нацеленные пули. И, когда стянув полков ободья, сжали горла вам французы и британцы, голос наш взвивался песней о свободе, руки фронта вытянул брататься. Сегодня хожу по твоей земле, Германия, и моя любовь к тебе расцветает романнее и романнее. Я видел цепенеют верфи на Одере, я видел фабрики сковывает тишь. Пусть,не верю, что на смертном одре
лежишь. Я давно с себя лохмотья наций скинул. Нищая Германия, позволь мне, как немцу, как собственному сыну, за тебя твою распеснить боль.
Рабочая песнь
Мы сеем, мы жнем, мы куем, мы прядем, рабы всемогущих Стиннесов. Но мы не мертвы. Мы еще придем. Мы еще наметим и кинемся. Обернулась шибером, улыбка на морде,история стала. Старая врет. Мы еще придем. Мы пройдем из Норденов сквозь Вильгельмов пролет Бранденбургских ворот. У них доллары. Победа дала. Из унтерденлиндских отелей ползут, вгрызают в горло доллар, пируют на нашем теле. Терпите, товарищи, расплаты во имя... За все за войну, за после, за раньше, со всеми, с ихними и со своими мы рассчитаемся в Красном реванше...
На глотке колено. Мы - зверьи рычим. Наш голос судорогой немится... Мы знаем, под кем, мы знаем, под чьим еще подымутся немцы. Мы еще извеселим берлинские улицы. Красный флаг,мы заждались вздымайся и рей! Красной песне из окон каждого Шульца откликайся, свободный с Запада Рейн.
Это тебе дарю, Германия! Это не долларов тыщи, этой песней счета с голодом не свесть. Что ж, и ты и я мы оба нищи, у меня это лучшее из всего, что есть.
1922 - 1923
О ПОЭТАХ
Стихотворение это одинаково полезно и для редактора
и для поэтов
Всем товарищам по ремеслу:
несколько идей
о "прожигании глаголами сердец
людей".
Что поэзия?! Пустяк. Шутка. А мне от этих шуточек жутко.
Мысленным оком окидывая Федерацию готов от боли визжать и драться я. Во всей округе тысяч двадцать поэтов изогнулися в дуги. От жизни сидячей высохли в жгут. Изголодались. С локтями голыми. Но денно и нощно жгут и жгут сердца неповинных людей "глаголами". Написал. Готово. Спрашивается - прожег? Прожег! И сердце и даже бок. Только поймут ли поэтические стада, что сердца сгорают исключительно со стыда. Посудите: сидит какой-нибудь верзила (мало ли слов в России есть?!). А он вытягивает, как булавку из ила, пустяк, который полегше зарифмоплесть. много ль в языке такой чуши, чтоб сама колокольчиком лезла в уши?!! Выберет... и опять отчесывает вычески, чтоб образ был "классический", "поэтический". Вычешут... и опять кряхтят они: любят ямбы редактора лающиеся. А попробуй в ямб пойди и запихни какое-нибудь слово, например, "млекопитающееся". Потеют как следует над большим листом. А только сбоку на узеньком клочочке коротенькие строчки растянулись глистом. А остальное одни запятые да точки. Хороший язык взял да и искрошил, зря только на обучение тратились гроши. В редакции поэтов банда такая, что у редактора хронический разлив желчи. Банду локтями, дверями толкают, курьер орет: "Набилось сволочи!" Не от мира сего стоят молча. Поэту в редкость удачи лучи. Разве что редактор заталмудится слишком, и врасплох удастся ему всучить какую-нибудь позапрошлогоднюю залежавшуюся "веснишку". И, наконец, выпускающий, над чушью фыркая, режет набранное мелким петитнком и затыкает стихами дырку за дыркой, на горе родителям и на радость критикам. И лезут за прибавками наборщик и наборщица. Оно понятно набирают и морщатся.
У меня решение одно отлежалось: помочь людям. А то жалость! (Особенно предложение пригодилось к весне б, когда стихом зачитывается весь нэп.) Я не против такой поэзии. Отнюдь. Весною тянет на меланхолическую нудь. Но долой рукоделие! Что может быть старей кустарей?! Как мастер этого дела (ко мне не прицепитесь) сообщу вам об универсальном рецепте-с. (Новость та, что моими мерами поэты заменяются редакционными курьерми.)
Рецепт
(Правила простые совсем:
всего - семь.) 1. Берутся классики,
свертываются в трубку
и пропускаются через мясорубку. 2. Что получится, то
откидывают на решето. 3. Откинутое выставляется на вольный дух.
(Смотри, чтоб на "образы" не насело мух!) 4. Просушиваемое перетряхивается еле
(чтоб мягкие знаки чересчур не затвердели). 5. Сушится (чтоб не успело перевечниться)
и сыпется в машину:
обыкновенная перечница. 6. Затем
раскладывается под машиной
липкая бумага
(для ловли мушиной). 7. Теперь просто;
верти ручку,
да смотри, чтоб рифмы не сбились в кучку!
(Чтоб "кровь" к "любовь",
"тень" ко "дню",
чтоб шли аккуратненько
одна через одну.)
Полученное вынь и...
готово к употреблению:
к чтению,
к декламированию,
к пению.
А чтоб поэтов от безработной меланхолии
вылечить,
чтоб их не тянуло портить бумажки,
отобрать их от добрейшего Анатолия
Васильича
и передать
товарищу Семашке.
1923
О "ФИАСКАХ", "АПОГЕЯХ"
И ДРУГИХ НЕВЕДОМЫХ ВЕЩАХ
На съезде печати у товарища Калинина великолепнейшая мысль в речь вклинена! "Газетчики, думайте о форме!" До сих пор мы не подумали об усовершенствовании статейной формы. Товарищи газетчики, СССР оглазейте,как понимается описываемое в газете.