рабочьи дружины, надо,
чтоб их
судом обломало, в спорт
перелить
мускулья пружины,надо и надо,
но этого мало... Суд не скрутит
набрать имен и раструбить
в молве многогласой, чтоб на лбу горело клеймо: "Выродок рабочего класса". А главное - помнить,
что наше тело дышит
не только тем, что скушано; надо
рабочей культуры дело делать так,
чтоб не было скушно.
1926
РАЗГОВОР НА ОДЕССКОМ РЕЙДЕ ДЕСАНТНЫХ СУДОВ: "СОВЕТСКИЙ ДАГЕСТАН"
И "КРАСНАЯ АБХАЗИЯ"
Перья-облака,
закат расканарейте! Опускайся,
южной ночи гнет! Пара
пароходов
говорит на рейде: то один моргнет,
а то
другой моргнет. Что сигналят?
Напрягаю я
морщины лба. Красный раз...
угаснет,
и зеленый... Может быть,
любовная мольба.
Может быть,
ревнует разозленный. Может, просит:
"Красная Абхазия"! Говорит
"Советский Дагестан". Я устал,
один по морю лазая, подойди сюда
и рядом стань.Но в ответ
коварная
она: - Как-нибудь
один
живи и грейся. Я теперь
по мачты влюблена в серый "Коминтерн",
трехтрубный крейсер. - Все вы,
бабы,
трясогузки и канальи... Что ей крейсер,
дылда и пачкун?Поскулил
и снова засигналил! - Кто-нибудь,
пришлите табачку!.. Скучно здесь,
нехорошо
и мокро. Здесь
от скуки
отсыреет и броня...Дремлет мир,
на Черноморский округ синь-слезищу
морем оброня.
1926
ПИСЬМО ПИСАТЕЛЯ ВЛАДИМИРА ВЛАДИМИРОВИЧА МАЯКОВСКОГО
ПИСАТЕЛЮ
АЛЕКСЕЮ МАКСИМОВИЧУ ГОРЬКОМУ
Алексей Максимович,
как помню,
между нами что-то вышло
вроде драки
или ссоры. Я ушел,
блестя
потертыми штанами; взяли Вас
международные рессоры. Нынче
иначе. Сед височный блеск,
и взоры озаренней. Я не лезу
ни с моралью,
ни в спасатели, без иронии,
как писатель
говорю с писателем. Очень жалко мне, товарищ Горький, что не видно
Вас
на стройке наших дней. Думаете
с Капри,
с горки Вам видней? Вы и Луначарский
похвалы повальные, добряки,
а пишущий
бесстыж тычет
целый день
свои
похвальные листы. Что годится, чем гордиться? Продают "Цемент"
со всех лотков. Вы такую книгу, что ли, цените? Нет нигде цемента,
а Гладков написал
благодарственный молебен о цементе. Затыкаешь ноздри,
нос наморщишь и идешь
верстой болотца длинненького. Кстати,
говорят,
что Вы открыли мощи этого...
Калинникова. Мало знать
чистописаниев ремесла, расписать закат
или цветенье редьки. Вот
когда
к ребру душа примерзла, ты ее попробуй отогреть-ка! Жизнь стиха тоже тиха. Что горенья?
Даже
нет и тленья в их стихе
холодном
и лядащем. Все
входящие
срифмуют впечатления и печатают
в журнале
в исходящем. А рядом
молотобойцев
анапестам учит
профессор Шенгели. Тут
не поймете просто-напросто, в гимназии вы,
в шинке ли? Алексей Максимович,
у Вас
в Италии Вы когда-нибудь
подобное
видали? Приспособленность
и ласковость дворовой, деятельность
блюдо-рубле - и тому подобных "лиз" называют многие
- "здоровый реализм".И мы реалисты,
но не на подножном корму,
не с мордой, упершейся вниз,мы в новом,
грядущем быту,
помноженном на электричество
и коммунизм. Одни мы,
как ни хвалите халтуры, но, годы на спины грузя, тащим
историю литературы лишь мы
и наши друзья. Мы не ласкаем
ни глаза,
ни слуха. Мы
это Леф,
без истерики
мы по чертежам
деловито
и сухо строим
завтрашний мир. Друзья
поэты рабочего класса. Их знание
невелико, но врезал
инстинкт
в оркестр разногласый буквы
грядущих веков. Горько
думать им
о Горьком-эмигранте. Оправдайтесь,
гряньте! Я знаю
Вас ценит
и власть
и партия, Вам дали б все
от любви
до квартир. Прозаики
сели
пред Вами
на парте б: - Учи!
Верти!Или жить вам,
как живет Шаляпин, раздушенными аплодисментами оляпан? Вернись
теперь
такой артист назад
на русские рублики я первый крикну:
- Обратно катись, народный артист Республики!Алексей Максимыч,
из-за Ваших стекол виден
Вам
еще
парящий сокол? Или
с Вами
начали дружить по саду
ползущие ужи? Говорили
(объясненья ходкие!), будто
Вы
не едете из-за чахотки. И Вы
в Европе,
где каждый из граждан смердит покоем,
жратвой,
валютцей! Не чище ль
наш воздух,
разреженный дважды грозою
двух революций! Бросить Республику
с думами,
с бунтами, лысинку
южной зарей озарив,разве не лучше,
как Феликс Эдмундович, сердце
отдать
временам на разрыв. Здесь
дела по горло,
рукав по локти, знамена неба
алы, и соколы
сталь в моторном клекоте глядят,
чтоб не лезли орлы. Делами,
кровью,
строкою вот этою, нигде
не бывшею в найме,я славлю
взвитое красной ракетою Октябрьское,
руганное
и пропетое, пробитое пулями знамя!
1926
ДОЛГ УКРАИНЕ
Знаете ли вы
украинскую ночь? Нет,
вы не знаете украинской ночи! Здесь
небо
от дыма
становится черно, и герб
звездой пятиконечной вточен. Где горилкой,
удалью
и кровью Запорожская
бурлила Сечь, проводов уздой
смирив Днепровье, Днепр
заставят
на турбины течь. И Днипро
по проволокам-усам электричеством
течет по корпусам. Небось, рафинада и Гоголю надо!
Мы знаем,
курит ли,
пьет ли Чаплин; мы знаем
Италии безрукие руины; мы знаем,
как Дугласа
галстух краплен... А что мы знаем
о лице Украины? Знаний груз